Сколько раз приходилось мне наблюдать, как мои давно или сравнительно недавно эмигрировавшие друзья с едва скрытой надеждой расспрашивают прибывших с «большой земли» соотечественников — ну, как там? И очень часто ответ не соответствует их ожиданиям — там хорошо…
Там хорошо, несмотря на произвол чиновников и бесчинства силовиков. Так хорошо, несмотря на эпическое воровство и неприкрытую коррупцию. Там хорошо, несмотря на немыслимый для цивилизованного общества разрыв между богатыми и бедными. Там хорошо, несмотря на всепоглощающую ложь, которая то ли с телевидения начинается, то ли телевидением заканчивается. И те, кто говорит, что там хорошо, ни капли не лгут. Потому что они живут другим миром.
КУЛЬТИВАЦИЯ ПОЛНОГО НЕВЕДЕНИЯ
Конечно, события последних нескольких месяцев вносят некоторые коррективы в общую благостную картину. Но их не стоит переоценивать, Москва по-прежнему не так плохо выглядит, как этого некоторым бы хотелось. Улицы ухожены, газоны пострижены, полки магазинов ломятся, несмотря на санкции. Новинки электронного ширпотреба в Москве купить не сложнее, чем в Берлине или Нью-Йорке. До «голых» советских прилавков ещё очень далеко — а что ещё нужно «простому человеку»? Стала ощущаться некоторая нехватка средств. Но Москва — город купеческий, пока с этим в целом справляется. В остальной России похуже, но её никто не слышит и не видит.
Те, кто находятся ближе к источникам информации, безусловно, что-то чувствуют. Но и то речь идёт не столько о материальных трудностях, сколько о депрессии, связанной со всё нарастающей неопределённостью. Всё чаще слышится — «деньги ушли из системы»1. Но таких «рефлексирующих» всё же меньшинство. Подавляющее большинство пока находится в полном неведении. Точнее, культивирует в себе это полное неведение как необходимое условие выживание в современной России.
Это большинство сегодня занято исключительно тем, что тщательно оберегает зону своего психологического комфорта от всякой негативной информации и уж тем более от всякой крамольной мысли, а иногда и от мысли вообще. И никакого давления ни на кого оказывать не приходится. Люди добровольно отказываются думать, поступая так не за страх, а на совесть. Этот феномен хорошо изучен на примере не такого уж и далёкого советского прошлого. Любому из тех, кто пожил в СССР и кому сейчас перевалило хотя бы за сорок, не надо объяснять, как это выглядит. Это даже не новое, это просто не успевшее забыться старое.
НАУКА «РАЦИОНАЛИЗАЦИИ ЗЛА»
Несколько лет назад мне в руки попала статья, имени автора которой я, к своему стыду, не запомнил. Многие годы автор исследовал «рационализацию террора» по дневникам советских писателей. Одной из её презумпций была мысль о том, что нормальный человек не может выжить, если он ежедневно и даже ежечасно осознает, в каком кошмарном, несправедливом и порочном мире он живет. Это привело бы к массовым суицидам2. Мысль эта перекликается с наблюдением Ивана Ильина о том, что для счастья человеку необходимо осознание принадлежности к некой высшей общности, являющейся воплощением справедливости. Поэтому, чтобы выжить, люди «рационализируют зло», учатся сначала объяснять его, а потом и не замечать. Методы «рационализации» просты и незамысловаты, и, видимо, не меняются со времён инквизиции, а, может, и того раньше: «это меня не касается», «нет дыма без огня», «в этом есть высший смысл», «они сами во всём виноваты», «нельзя провоцировать сильного» и так далее, и тому подобное. Посткоммунистическое поколение молниеносно освоило «науку рационализации», как будто и не было никаких «лихих 1990-х».
Всё это прекрасно ложится на хорошо сдобренную культурную почву, полностью вписываясь в русло православной традиции бездумного и пассивного восприятия окружающей действительности. Мыслебоязнь — известная застарелая болезнь русского сознания, на которую обращали внимание ещё знаменитые авторы «Вех». В этом и сильная, и слабая стороны русского характера одновременно. С одной стороны — «наша вера сильнее расчёта», с другой — когда расчёт на веру не оправдывается, во всём винят не себя, а Бога. Так или иначе, русскому человеку всегда легче не задуматься, чем задуматься, не заметить, чем заметить, притвориться, чем быть.
Однажды шеф-редактор «Новой газеты» Сергей Соколов рассказал мне замечательную историю. Выйдя недавно покурить, он стал свидетелем любопытного разговора двух миловидных и очень прилично одетых молодых женщин, прогуливавшихся с колясками вокруг дома:
— Слышала, опять норвежцы нашего ребёнка отняли, — сказала одна.
— Что ты от них хочешь, они же все гомосексуалисты, — ответила другая.
Так работает теория психологической установки Мераба Мамардашвили. Из всего спектра доступной информации человек выбирает и запоминает только ту, которая соответствует его ожиданиям и предпочтениям. Это как в социологии — результат социологического опроса часто бывает предопределён заложенной в вопросы концепцией. Поэтому легко обмануть можно только того, кто сам обманываться рад. Большая часть населения России поражена сегодня синдромом отключенного сознания. В этом состоянии их мозг становится уязвимым для совершения любых манипуляций.
КОРРУПЦИЯ И ЧУВСТВО ЗАВИСТИ
При «отключённом сознании» в обществе неизбежно развивается культ лжи. Происходит размывание нравственной границы между ложью и правдой. В условиях полного этического релятивизма3 доминирующим становится взгляд на ложь как на «военную хитрость», как на абсолютно допустимый и даже почётный способ достижения поставленной цели. Конечно, рефлексирующему патентованному лжецу трудно назвать себя журналистом, не покривив душой. Но можно сказать себе, что ты пропагандист великой идеи, и жить дальше спокойно. А сколько есть нерефлексирующих лжецов…
Ложь становится одновременно и господствующим мировоззрением, и социальным методом. Наивно и романтично возлагать на государственную пропаганду всю ответственность за массовое «оглупление» и «растление» населения. Здесь зачастую причину путают со следствием. Сегодня на одном полюсе российской общественной жизни возникает неудержимая потребность во лжи, а на другом полюсе, естественно, растет её массовое производство. Это тоже своего рода рынок, где спрос рождает предложение. Хотя, конечно, есть здесь и элементы недобросовестного маркетинга…
К сожалению, любые «неонароднические» инициативы, ставящие своей целью «раскрытие глаз» на язвы и пороки русской жизни, в этих обстоятельствах обречены на провал. Веки обывателя плотно опущены, он не желает видеть ничего вокруг себя. Единственная тема, которая пробивает брешь в пустоте — это антикоррупционная пропаганда. Но и то не потому, что коррупция глубоко противна душе русского человека, а потому, что она рождает в нём чувство зависти. Людей не столько раздражает коррупция, сколько возбуждает её результат. Никакого нравственного прироста эта пропаганда, к сожалению, не даёт и ни к какому пробуждению сознательности не приводит.
В целом, постоянное наличие значительной массы людей, поражённых синдромом отключенного сознания, накладывает отпечаток на ход русской социальной истории. Оно затрудняет возникновение нонконформистских движений, а, следовательно, и делает почти невозможной более или менее плавную эволюцию. Почти каждый раз ситуация доходит до точки, когда происходит вмешательство внешних сил4, после которого матрица принудительно меняется и происходит «массовое прозрение», ещё более отвратительное, по словам академика Дмитрия Лихачёва, чем массовое заблуждение. Похоже, сегодня Россия в очередной раз достигла пиковых значений конформизма и начинает своё циклическое движение в сторону «массового прозрения». Русская история привыкла двигаться, отталкиваясь от дна.
© Дитрих Штеглиц
Свободный репортёр
__________________
1Я имею в виду: не из «Системы» Евтушенкова, а вообще...
2А этого, как мы знаем, не случилось. И слава Богу!
3Для тех, кто не знает.
Релятивизм (от лат. relativus — относительный) — методологический принцип, состоящий в метафизической абсолютизации относительности и условности содержания познания.
Релятивизм проистекает из одностороннего подчёркивания постоянной изменчивости действительности и отрицания относительной устойчивости вещей и явлений. Гносеологические корни релятивизма — отказ от признания преемственности в развитии знания, преувеличение зависимости процесса познания от его условий (например, от биологических потребностей субъекта, его психического состояния или наличных логических форм и теоретических средств). Факт развития познания, в ходе которого преодолевается любой достигнутый уровень знания, релятивисты рассматривают как доказательство его неистинности, субъективности, что приводит к отрицанию объективности познания вообще, к агностицизму.
Релятивизм как методологическая установка восходит к учению древнегреческих софистов: из тезиса Протагора «человек есть мера всех вещей…» следует признание основой познания только текучей чувственности, не отражающей каких-либо объективных и устойчивых явлений.
Элементы релятивизма характерны для античного скептицизма: обнаруживая неполноту и условность знаний, зависимость их от исторических условий процесса познания, скептицизм преувеличивает значение этих моментов, истолковывает их как свидетельство недостоверности всякого знания вообще.
Аргументы релятивизма философы XVI—XVIII веков (Эразм Роттердамский, М. Монтень, П. Бейль) использовали для критики догматов религии и основоположений метафизики. Иную роль релятивизм играет в идеалистическом эмпиризме (Дж. Беркли, Д. Юм; махизм, прагматизм, неопозитивизм). Абсолютизация относительности, условности и субъективности познания, вытекающая из сведения процесса познания к эмпирическому описанию содержания ощущений, служит здесь обоснованием субъективизма.
4Таких, как например, война, экологическая и/или экономическая катастрофа и тому подобное
