Двадцать лет назад, 26 ноября 1994 года фактически началась чеченская война: в этот день разношерстное войско при поддержке российских танков и под названием «чеченской оппозиции» попыталось взять Грозный. Всё повторяется — говорят сегодня участники той войны.
На конференции, проведенной в пятницу в Москве партией «Яблоко», большинство ораторов, вспоминая события в Чечне, неизбежно переходили к оценке новой войны, в которой, по мнению многих, участвует Россия — войны на востоке Украины.
Участники чеченской кампании, воевавшие на российской стороне, ответили на вопрос «Свободного репортёра» об её уроках и возможных последствиях для российского общества.
Аркадий Бабченко, журналист, солдат российской армии на обеих чеченских войнах: на первой — срочник, на второй — доброволец:
«Я думаю, для Российской Федерации, для того государства, которое сейчас есть, это будет начало конца. Я думаю, это последняя война, я думаю, что она перетечёт сюда — видимо, каким-то бандитизмом, наверное, здесь будет всё превращаться во что-то типа ДНР и ЛНР. Я думаю, нас здесь ожидает период безвластия, власть будет принадлежать каким-то группировкам...
А чем всё это закончится — чёрт его знает. Я думаю, мы достигли уже такой стадии атомизации общества и государства, что о каких-то уроках говорить, мне кажется, уже бессмысленно.
С Россией — та проблема, что она никогда никаких уроков ни из чего не выносит. Здесь ни одна война не была осмыслена. Самый главный итог войны должен быть в её осмыслении: что это было, зачем это было — чтобы в дальнейшем не повторять этих ошибок. В России этого не происходит никогда, и Россия идёт по кругу по одним и тем же граблям.Я вернулся в Чечню, то есть пошёл добровольцем на вторую войну, потому что у меня был мощнейший синдром посткомбатанта1 — я вернулся на войну просто как на войну.
Если бы она была где-нибудь в Красноярске, мне было б до балды. А затем я для себя из войны извлёк такой урок, что война — это полное дерьмо, и «лишь бы не было войны».
Те люди, которые сейчас орут «Крым наш», «Украина наша», «давайте поможем русским», «втоптать хохлов в песок» — они просто не представляют, о чём говорят. Они думают, что всё это будут игрушки в солдатики? Да чёрта с два. Всё это будет очень кроваво, грязно и очень плохо — в том числе им же».
Дмитрий Флорин, журналист, бывший боец ОМОНа, участник второй чеченской кампании:
«Если всё пойдёт по такому же сценарию, как это происходило в Чечне — а мы видим абсолютное сходство с тем, что было двадцать лет назад,: отказ от своих солдат, тайная война, тайно привезённые трупы — то, конечно, то, что будет на Украине, будет намного страшнее, чем в Чечне. Чечня всё-таки маленькая, и время было другое, и оружие было другое — это была просто небольшая гражданская война...
А с Украиной будет намного страшнее — это будет большая война...Когда я ехал на вторую войну в Чечню, с нами проводили хорошую такую политико-психологическую подготовку — перед отправкой. Нам говорили, что, мол, там сейчас решается судьба России, потому что Чечня превратилась в рассадник терроризма, они похищают граждан России, они взрывают дома, и пока этот вопрос не будет решён, никто не сможет жить спокойно. Я хотел, чтобы мои родственники и друзья жили спокойно, и я поехал туда с таким посылом. Более того, нам говорили, что те чеченцы, которые заключили мирный договор в девяносто шестом году, вот они хотят, чтобы мы их защитили от плохих боевиков, которые туда приехали — арабы, какие-то «чёрные бригады».
Вот мы и поехали якобы защищать чеченцев от террористов. А там я понял, что если и надо кого-то защищать, то этих чеченцев от нас. С первого раза, может быть, не понял, эти три месяца была какая-то, может быть, шоковая ситуация. Я поехал ещё раз. Я в этом убедился.А затем так получилось, что я совершенно случайно, по журналистской работе столкнулся с людьми, которые воевали на другой стороне.
В Каунасе познакомился с человеком, с которым мы буквально друг против друга воевали: мы располагались в его школе, где он был учителем до войны. Был шок: что делать? А мы с ним уже пару дней, пока этого не знали, вместе ели, гуляли, там, в музей ходили... Ну, что мы должны делать?
Мы поговорили:
— Вам нужна была эта война?
— Нет, нам не нужна.Мы думали, это вы хотели воевать, вы ж там всех обижали.
— Нет, мы тоже не хотели.
И стало понятно, что это никому не нужно — а всё равно происходит.Чаще всего удар по лбу граблями происходит из-за того, что забылось, что такой удар уже был раньше. После первой чеченской надо было всё это запомнить. Плохо запомнили — вторая началась. И никто толком не может сказать, когда она закончилась, и закончилась ли.
А то, что сейчас происходит на Украине — результат того же самого: мы опять забыли этот удар по лбу граблями, который случился двадцать лет назад».
© Денис Фролов
внештатный корреспондент
«Свободного репортёра»
________________________
1Также известен, посттравматическое стрессовое расстройство, «вьетнамский синдром», «афганский синдром» — тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, как, например, участие в военных действиях, тяжёлая физическая травма, сексуальное насилие, либо угроза смерти. При этом синдроме группа характерных симптомов, таких как психопатологические переживания, избегание либо выпадение памяти о травмирующих событиях и высокий уровень тревожности сохраняется на протяжении более месяца после психологической травмы
