Юбилей Ялтинской конференции Россия встречает в роли проигравшей в холодной войне страны.
О ялтинском мире написано так много, что писать остается только в неожиданных жанрах, например, стихами. К 70-летию в Ялте поставили памятник — Франклин Рузвельт, Иосиф Сталин и Уинстон Черчилль в исполнении Церетели. Почему бы и нет? Каждый городок сейчас стремится себя брендировать и украсить туристическими артефактами. Курортники вполне могли бы фотографироваться на память с тремя победителями.
Но война в Донбассе и небывалый конфликт с Западом бросают мрачный свет на этот безобидный жест туристической «урбанистики».
Семидесятилетие ялтинских соглашений проходит под грохот систем залпового огня. А они сопровождаются совершенно фантастическими идейными конструкциями, которые захватывают умы миллионов. Сформировалась такая схема: Россия потерпела поражение в войне с Западом в 1991 году, случилась «геополитическая катастрофа», и вот теперь, через 23 года, накопив резервы, Россия якобы хочет переиграть результат крушения двухблокового мира. А поскольку он покоился на ялтинском мире, то в пропаганде российской «партии войны» вновь возникает тема Ялты. Кремлю и его теоретикам хочется верить в то, что ялтинская система «трещит по швам». Пришёл исторический час, когда она окончательно исчерпала себя. И потому Россия якобы должна настаивать на новом всеобъемлющем договоре. А Крым и Донбасс — это лишь демонстрация требования, сигнал, который Россия посылает всему Западу. Почти через четверть века после окончания борьбы западного и восточного блоков Россия вдруг ставит вопрос о том, что 45-летняя война «двух систем» завершилась без договора, подобного Вестфальскому, Утрехтскому или Ялтинскому — великих договоров, определивших на десятилетия международную архитектуру.
Почему эта концепция ошибочна и не может быть основной для самоидентификации России в современном мире? Причин две.
О первой хорошо написал Владислав Иноземцев ещё в 2007 году в лучшем русскоязычном обзоре этой проблемы. Ялтинский мир — в отличие от, например, Версальского, — относится к тем договорам, действие которых не было прекращено новой войной. Этот договор превратился в факт истории ХХ века и перестал быть рамкой понимания глобальной архитектуры просто потому, что начиная с падения Берлинской стены мир претерпел колоссальные изменения. В результате ответственность за глобальную безопасность к началу XXI века де-факто перенеслась на США, Евросоюз и Китай. Часть стран бывшего восточного блока вошла в Евросоюз, часть осталась самоопределяться в современном мире в своей отдельности, с разными моделями «особого пути». Безопасность и тех, и других не подвергалась испытаниям до той минуты, пока Кремль не отказался окончательно видеть события 1991 года как российскую национально-освободительную революцию, приведшую к крушению коммунизма и созданию нового российского государства, а стал видеть эти события исключительно как факт поражения.
До середины «нулевых» именно так на эти события и смотрели члены КПРФ, нацболы, часть русских националистов, историки-ревизионисты, но это не было политическим мейнстримом. Политический центр в России в целом считал, что занимается обустройством нового государства. С какого-то трудно уловимого момента ситуация стала меняться и окончательно изменилась с началом третьего срока Владимира Путина.
25-летие усилия по созданию современного государства привели к перенапряжению. Не справились.
Видимо, напряжение было слишком велико. Теперь в центр российской политики вошёл реваншизм.
Сознание российского политического класса рухнуло в яму исторического поражения и стало порождать различные образы компенсации. Мы свидетели фантастических публичных заявлений. Депутаты Думы готовы пересматривать присоединение ГДР к ФРГ и требовать от Германии новые репарации за Вторую мировую войну.
Однако, язык описания войны на границе Украины и России полностью повторяет словарь идеологического противостояния СССР и западного мира времен холодной войны. Кремль хочет переместить современную Россию в условный 1970 год, из которого главной темой повестки дня мировой общественности должен стать новый договор между Россией и остальным миром — на манер Хельсинских соглашений, которые в 1975 году подтвердили незыблемость схемы «ялтинского мира». Эта схема, при которой большая группа стран остаётся в неоспариваемой зоне политического и военного контроля Кремля. А представление о глобальной безопасности возвращается к временам активной политики ядерного сдерживания. Для всех это послание Кремля является большой неожиданностью. Это послание сумасшедшего, который зачеркивает собственное 25-летие постсоветское развитие.
Праздновать семидесятилетие Ялтинских соглашений и очередной юбилей окончания Второй мировой войны в качестве праздника разделения мира на два блока и начала новой холодной войны никто не готов и не хочет. Никто не признаёт, что именно военная авантюра в Крыму и является точкой «Х» — днем окончательного прекращения действия Ялтинского мира. После которой бронзовые Франклин Рузвельт, Иосиф Сталин и Уинстон Черчилль, сидящие на ялтинской набережной, должны по мановению волшебной палочки Гарри Поттера превратиться в Владимира Путина, Барака Обаму и Дэвида Кэмерона, подписывающих новый глобальный договор.
Однако, сколько ещё будет убито русских и украинцев в Донбассе, будут разрушены экономики обеих стран, будут мрачные годы самоизоляции России и тяжелый угар милитаристской риторики, ради этой утопической идеи?
Но никакого договора, пересматривающего итоги 1991 года, не будет.
Через барьеры этих сегодняшних фантазий придётся вернуться к пониманию 1991 года не как к крушению, катастрофе, предательству и т.д., а как к самостоятельному выбору русских, решивших построить свободное, современное государство, которое не наследует ни империи, ни сталинизму.
Но война в Донбассе и небывалый конфликт с Западом бросают мрачный свет на этот безобидный жест туристической «урбанистики».
Семидесятилетие ялтинских соглашений проходит под грохот систем залпового огня. А они сопровождаются совершенно фантастическими идейными конструкциями, которые захватывают умы миллионов. Сформировалась такая схема: Россия потерпела поражение в войне с Западом в 1991 году, случилась «геополитическая катастрофа», и вот теперь, через 23 года, накопив резервы, Россия якобы хочет переиграть результат крушения двухблокового мира. А поскольку он покоился на ялтинском мире, то в пропаганде российской «партии войны» вновь возникает тема Ялты. Кремлю и его теоретикам хочется верить в то, что ялтинская система «трещит по швам». Пришёл исторический час, когда она окончательно исчерпала себя. И потому Россия якобы должна настаивать на новом всеобъемлющем договоре. А Крым и Донбасс — это лишь демонстрация требования, сигнал, который Россия посылает всему Западу. Почти через четверть века после окончания борьбы западного и восточного блоков Россия вдруг ставит вопрос о том, что 45-летняя война «двух систем» завершилась без договора, подобного Вестфальскому, Утрехтскому или Ялтинскому — великих договоров, определивших на десятилетия международную архитектуру.
Почему эта концепция ошибочна и не может быть основной для самоидентификации России в современном мире? Причин две.
О первой хорошо написал Владислав Иноземцев ещё в 2007 году в лучшем русскоязычном обзоре этой проблемы. Ялтинский мир — в отличие от, например, Версальского, — относится к тем договорам, действие которых не было прекращено новой войной. Этот договор превратился в факт истории ХХ века и перестал быть рамкой понимания глобальной архитектуры просто потому, что начиная с падения Берлинской стены мир претерпел колоссальные изменения. В результате ответственность за глобальную безопасность к началу XXI века де-факто перенеслась на США, Евросоюз и Китай. Часть стран бывшего восточного блока вошла в Евросоюз, часть осталась самоопределяться в современном мире в своей отдельности, с разными моделями «особого пути». Безопасность и тех, и других не подвергалась испытаниям до той минуты, пока Кремль не отказался окончательно видеть события 1991 года как российскую национально-освободительную революцию, приведшую к крушению коммунизма и созданию нового российского государства, а стал видеть эти события исключительно как факт поражения.
До середины «нулевых» именно так на эти события и смотрели члены КПРФ, нацболы, часть русских националистов, историки-ревизионисты, но это не было политическим мейнстримом. Политический центр в России в целом считал, что занимается обустройством нового государства. С какого-то трудно уловимого момента ситуация стала меняться и окончательно изменилась с началом третьего срока Владимира Путина.
25-летие усилия по созданию современного государства привели к перенапряжению. Не справились.
Видимо, напряжение было слишком велико. Теперь в центр российской политики вошёл реваншизм.
Сознание российского политического класса рухнуло в яму исторического поражения и стало порождать различные образы компенсации. Мы свидетели фантастических публичных заявлений. Депутаты Думы готовы пересматривать присоединение ГДР к ФРГ и требовать от Германии новые репарации за Вторую мировую войну.
Однако, язык описания войны на границе Украины и России полностью повторяет словарь идеологического противостояния СССР и западного мира времен холодной войны. Кремль хочет переместить современную Россию в условный 1970 год, из которого главной темой повестки дня мировой общественности должен стать новый договор между Россией и остальным миром — на манер Хельсинских соглашений, которые в 1975 году подтвердили незыблемость схемы «ялтинского мира». Эта схема, при которой большая группа стран остаётся в неоспариваемой зоне политического и военного контроля Кремля. А представление о глобальной безопасности возвращается к временам активной политики ядерного сдерживания. Для всех это послание Кремля является большой неожиданностью. Это послание сумасшедшего, который зачеркивает собственное 25-летие постсоветское развитие.
Праздновать семидесятилетие Ялтинских соглашений и очередной юбилей окончания Второй мировой войны в качестве праздника разделения мира на два блока и начала новой холодной войны никто не готов и не хочет. Никто не признаёт, что именно военная авантюра в Крыму и является точкой «Х» — днем окончательного прекращения действия Ялтинского мира. После которой бронзовые Франклин Рузвельт, Иосиф Сталин и Уинстон Черчилль, сидящие на ялтинской набережной, должны по мановению волшебной палочки Гарри Поттера превратиться в Владимира Путина, Барака Обаму и Дэвида Кэмерона, подписывающих новый глобальный договор.
Однако, сколько ещё будет убито русских и украинцев в Донбассе, будут разрушены экономики обеих стран, будут мрачные годы самоизоляции России и тяжелый угар милитаристской риторики, ради этой утопической идеи?
Но никакого договора, пересматривающего итоги 1991 года, не будет.
Через барьеры этих сегодняшних фантазий придётся вернуться к пониманию 1991 года не как к крушению, катастрофе, предательству и т.д., а как к самостоятельному выбору русских, решивших построить свободное, современное государство, которое не наследует ни империи, ни сталинизму.
© Дитрих ШтеглицСвободный репортёр
